Журнал «Агроинвестор»
Многие страны под внешним давлением стремительно перестраивают условия ведения торговли, трансформируют модель партнерств в поиске устойчивых и эффективных цепочек поставок. Новое десятилетие проходит в режиме повышенной волатильности: правила игры порой меняются быстрее, чем заключаются и переписываются контракты. Выигрывают те, чьи бизнес- и операционная модели позволяют быстро перестраиваться и адаптироваться. За время действия беспрецедентных санкционных ограничений Россия, обладающая обширными земельными, водными и энергетическими ресурсами, относительно благоприятным климатом, а также географической близостью к емким азиатским рынкам, прошла стресс-тест на устойчивость. Но все эти факторы не являются гарантией успешного развития и результата, это всего лишь право на старт. Что может помочь обеспечить выигрыш в долгосрочной перспективе, превратив природный задел и накопленный потенциал в конкурентное преимущество, расскажет автор этой статьи
По данным ВТО, количество односторонних блокирующих торговлю мер и экспортных ограничений в мире за последнее время резко возросло. Если в 2016—2019 годах таких мер вводилось в среднем 21 в год, то в 2022—2023-м — уже около 139. В последние два года волна тарифных ограничений, растущая неопределенность торговой политики, динамика региональных конфликтов и геополитических напряженностей усилилась. Только с октября 2024 по октябрь 2025-го было реализовано уже 169 ограничительных мер. И этот рост продолжается, при этом отмены данных запретов незначительны.
К снятию ограничений стоит готовиться заранее
В современной международной торговле успешен не тот поставщик, который ждет снятия барьеров страны-импортера, а тот, кто готов к ним заранее. Успех предполагает заблаговременно выстроенную систему, в которой логистика отлажена, контракты подписаны, стандарты соблюдены. Такой подход позволяет производителю-экспортеру «включиться» в течение недели после получения политического сигнала.
В целом за последние восемь лет международная торговля прошла сквозь серию шоков, которые перестали быть исключениями и переросли в норму. Пандемия 2020 года впервые системно разорвала глобальные цепочки: объем международной торговли за год упал на 5,3 %. Этот шок обратил внимание стран на продовольственную безопасность, резервы и автономизацию поставок. В 2022-м индексы, отражающие стоимость контейнерной логистики, обновляли рекорды из-за необходимости перепланировки маршрутов и страхования геополитических рисков.
В 2025 году развернулась полномасштабная тарифная эскалация. ВТО зафиксировала, что всего за семь месяцев (с октября 2024 по май 2025-го) объем торговли в размере $2,73 трлн оказался покрыт новыми пошлинами и нетарифными мерами, что является максимумом за всю историю наблюдений с 2009 года. Совокупная доля мирового импорта, находящаяся под ограничительными мерами, выросла с 12,5 до 19,4 %. Это зафиксировало режим высокой непредсказуемости в правилах, а не только в спросе/предложении. Таким образом, если в 2020-м «сломались» цепочки поставок, то к этому году «сломалась» предсказуемость правил.
$2732,7 млрд
составил глобальный объем торговли, охваченный новыми тарифами и сопоставимыми мерами за 7-месячный период мониторинга (максимум за всю историю наблюдений). 19,4% мирового импорта находилось под действующими накопленными ограничительными мерами к маю 2025 года (+6,9 п. п. за полгода).
Бразилия закрепилась в качестве ключевого поставщика
Сейчас мировой рынок продукции АПК переживает фазу неплавной, пульсирующей «перестройки». Катализатором данного процесса выступила торговая война США и Китая. КНР — крупнейший агропродовольственный рынок на планете, на него приходится свыше 10 % мирового объема импорта продукции АПК. Именно на эту страну обращено внимание ключевых экспортных держав — США, Бразилии, Австралии, Канады, России и других государств. За последние пять лет доля США в импорте агропродукции Китая упала с 17,5 до 10 %, что открыло и продолжает открывать возможности для других поставщиков.
На примере динамики ввоза сои на рынок Китая хорошо заметно, что до 2019 года (первая волна в торговой войне США и Китая) потоки из США и Бразилии чередовались в ритме: из США в первую половину сезона, из Бразилии — во вторую половину. Начиная с 2020-го произошла смена базового импортера: им стала Бразилия, которая начала замещать США в КНР и во вторую часть сезона при общем росте отгрузок на рынок (это прослеживается по тренд-линии). США при этом все чаще выступают вторичным или сезонным поставщиком. Ритмичность американских поставок стала ниже: пики короче и более неровные, а вне сезонного окна их доля стала тоньше.
В 2025 году Китай ввел пакет ответных ограничений против США. На многие виды сельхозпродукции (включая сою, свинину, говядину и другие) были установлены дополнительные пошлины около 10 %. На основании последних договоренностей и заявлений, Китай согласился поддерживать закупки из США, однако Бразилия уже удерживает статус крупнейшего поставщика соевых бобов в КНР — доля страны в импорте республики превышает 60%.
Тем не менее Пекин применяет и другие формы торгового давления — временные запреты и разрешения на импорт отдельных товаров, а также защитные пошлины под предлогом антидемпинговых или компенсационных расследований. Поставки из Штатов сильнее зависят от временных исключений от пошлин/квот и точечных разрешений. Поэтому можно ожидать более низкую предсказуемость развития динамики поставок сельхозпродукции США, что повышает транзакционные издержки и риски для американских поставщиков.
Регуляторная изменчивость Китая
Хорошим примером здесь служит взаимодействие КНР с Австралией. История китайско-австралийской торговли последних лет — довольно редкий в нынешние годы пример того, как политические барьеры могут быть сняты быстро, а торговые потоки — восстановлены почти до исходной конфигурации.
Отправной точкой стали ограничения, которые республика последовательно вводила против Австралии в 2020—2021 годах: высокие защитные пошлины на ячмень и вино, а также нетарифные барьеры и приостановка аккредитации ряда производителей других товарных групп (например, мяса КРС). Для австралийского экспорта это означало резкое сжатие самого емкого азиатского рынка.
В августе 2023-го Пекин отменил антидемпинговые и компенсационные пошлины на ячмень. Реакция рынка оказалась мгновенной: поток ячменя в Китай восстановился практически в полном объеме. Причины практичны: ячмень нужен китайской пивоваренной и кормовой промышленности, логистика между Австралией и Восточным побережьем КНР относительно быстрая и устойчивая, а спецификации по качеству давно отработаны. Когда барьер исчез, технических препятствий для возобновления поставок не осталось.
Весной 2024 года Китай снял и многократные пошлины на австралийское вино. Здесь ситуация сложнее. Сам китайский рынок вина за последние годы уменьшился — изменилась структура потребления, снизились закупки для крупного сегмента праздничных/корпоративных целей, а складские остатки дистрибьюторов сокращались довольно долго и болезненно. Поэтому австралийское вино вернулось на рынок и заняло примерно ту же долю в относительном, но не абсолютном выражении. Так, до пошлин на продукцию из Австралии приходилось в 2015—2020 годах от 22,2 до более чем 39 % в общем объеме импорта вина, в 2021—2023-м — во время действия пошлин — 0,3-3,3 %, а в 2024-м — после их отмены — доля страны вновь подскочила почти до 37 %.
Таким образом, китайские политические барьеры обратимы, и, если Пекин принимает решение разморозить товарооборот, выигрывает ближайший и дисциплинированный поставщик, у которого заранее готовы допуски, спецификации, логистика и договорная сетка.
Грамотная диверсификации рынков сбыта
История Аргентины на мясном рынке Китая — это пример того, как страны могут одновременно пользоваться двумя разными дверями для входа на крупнейшие рынки мира и не зависеть от единственного покупателя. КНР забирает основной объем мяса и задает цену на позициях массового ценового сегмента, США — платежеспособный рынок для отдельных категорий, прежде всего сырья для фарша. На обоих направлениях аргентинские поставки за последние годы пережили пульсации, но в сумме аргентинцам удалось закрепить важный результат: страна стала менее уязвимой к рискам потерять свою долю на каком-то одном рынке из-за изменчивости торговой политики.
Начиная с 2019 года именно Китай стал главным пунктом назначения для аргентинской говядины. КНР покупает преимущественно замороженное бескостное мясо из передних отрубов — большой, недорогой и предсказуемый по спецификациям продукт. В 2020—2022 годах спрос на него подогревали последствия АЧС и восстановление рынка общепита после локдаунов (однако затем рынок стал остывать).
В 2024-м и 2025-м республика осторожно расширяла списки допущенных предприятий, а аргентинские экспортеры возвращали на рынок объемы, потерянные в период ограничений. В результате Китай стал для Аргентины якорным рынком, на который уходит львиная доля продукции массового сегмента — по итогам 2024 года доля латиноамериканской страны в общем объеме ввоза говядины в республику составила 9 % (для сравнения — в 2015-м она оценивалась в 2,7 %).
Американский сюжет устроен иначе. США переживают фазу скудеющего поголовья КРС и высоких внутренних цен. На этом фоне растет интерес к импорту сырья для переработки, а именно так называемого «тощего» мяса, которое перерабатывается в бургерные котлеты (чаще в смеси с более жирным американским мясом). Аргентина здесь логичный поставщик в плане и качества, и безопасности продукции. Логистика до восточного побережья США конкурентоспособна по цене (особенно в периоды ослабления песо). Когда у Австралии и Новой Зеландии случаются провалы по отгрузкам или резко растет спрос, партии из Аргентины оперативно находят своего покупателя. Для экспортеров это дополнительный маржинальный канал.
На фоне растущей напряженности между Вашингтоном и Пекином Аргентина оказалась в выигрышном положении из-за своей гибкости. Китайское направление дает аргентинским бойням загрузку и высокий объем. Американское направление позволяет поставлять продукцию с более высокой добавленной стоимостью на отдельных нишах.
Экономика поставок Аргентины подпитывается внутренними факторами: слабым песо по отношению к доллару и снижением экспортных барьеров. Однако отрасль хорошо помнит, как государство вводило ограничения на вывоз — от квот до прямых запретов. Компании строят бизнес одновременно на китайском, американском и альтернативных направлениях, поддерживают допуски и сертификацию под разные страны, заключают контракты с разными сроками и оставляют запас гибкости. Такая разветвленная сеть контактов снижает риск внезапной остановки продаж по одному направлению и позволяет быстро переложить поток туда, где спрос и цена в данный момент лучше.
Рапсовый комплекс и горох Канады
Канадско-китайская история по рапсу и гороху — яркий пример зигзагов в торговых отношениях от разморозки к новой эскалации. Отправная точка — март 2019 года, когда Китай остановил доступ на свой рынок двум крупнейшим канадским экспортерам рапса. Для канадской отрасли это был болезненный удар. В КНР рапс из этой страны оставался несколько лет в статусе «под наблюдением». Лишь в мае 2022-го Пекин официально снял эти ограничения, и поставщики Канады вернулись к прежнему рабочему режиму. В моменте это выглядело как возвращение к нормальности. Однако, как выяснилось позже, это была лишь пауза.
Новая развязка пришлась на весну 2025 года. После того как Оттава в октябре 2024-го ввела пошлины на китайские электромобили, сталь и алюминий, Китай ответил зеркально и в чувствительной для Канады плоскости, то есть продукции АПК (на которую в среднем приходится около четверти всего китайского импорта из этой североамериканской страны). С 20 марта этого года Пекин ввел дополнительные пошлины в размере 100 % на канадские горох, рапсовое масло и шрот, а также 25 % — на рыбу, морепродукты и свинину. Фактически это перекрыло торговые потоки по ряду позиций и резко ухудшило экономику поставок.
Дальше — еще жестче. C 14 августа Министерство коммерции КНР объявило предварительное антидемпинговое решение по канадскому рапсу и ввело залоговую ставку, равную 75,8 % (то есть импортеры канадского рапса обязаны перечислять 75,8 % обеспечительного депозита китайским таможенным органам). Для международной торговли это означает почти полный стоп, так как при таких ставках рентабельность поставок стремится к нулю. Рынок мгновенно отреагировал: просели фьючерсы, а трейдеры заговорили о вынужденной переориентации потоков.
Итого, по рапсу и продуктам переработки Канада теряет ключевой азиатский рынок. Россия, другие страны ЕАЭС и Австралия получили шанс занять часть освободившейся емкости в Китае. Более готовой воспользоваться этой возможностью оказалась Россия, доведя долю в импорте рапсового масла до 60 %. Австралия же заметным игроком стать на этом рынке не в состоянии.
В 2023 году объем канадского экспорта рапса и продуктов его переработки в КНР составлял $3,7 млрд, по итогам 2025-го он может не достичь и $2 млрд. При этом вывоз рапса из Канады в Китай под угрозой полной остановки. Для России это сигнал к тому, что при определенном уровне гибкости и запасе семян рапса в стране есть возможность занять ощутимую долю в китайском импорте.
По гороху удар не менее чувствителен. Китай — один из трех крупнейших покупателей канадского гороха, причем не только для пищевых целей, но и для переработки в корма и кормовые добавки, а также белковые концентраты. В 2019-м на долю страны в импорте данной культуры КНР приходилось 98,3 %. После введения ограничений в 2023-м году этот показатель сократился до 59,5 %, в 2024-м — до 42,6 %, а по итогам 8 месяцев 2025-го составил 38,4 %. В то же время Россия пять лет назад горох в Китай не поставляла вовсе. Первые отгрузки случились как раз в 2023-м, и сразу же отечественный горох занял в общем его ввозе в республику 34,2 %. За январь — август доля России в импорте данной позиции КНР достигла 47,4 %.
Дополнительная пошлина в размере 100 % могла бы полностью перекрыть рынок Китая для канадцев. Однако азиатская страна не в состоянии полностью отказаться от канадского гороха (поэтому и объем импорта КНР из Канады за 8 месяцев 2025-го по отношению к аналогичному периоду 2024 года вопреки всему показал рост на 67 %). Дело в том, что канадский горох занимает особое место в структуре кормовых и пищевых смесей Китая, и замена его на продукцию других стран не так проста, как может показаться.
Во-первых, канадский горох стабилен по качеству и составу белка, а китайские переработчики настроены именно под эти характеристики. Перенастройка под российский источник требует адаптации рецептур и технологических параметров. Во-вторых, пошлины действуют не на весь объем, а выборочно: часть импорта проходит через схемы (реэкспорт, СЭЗ, льготы для комбикормовых предприятий). Наконец, Китай балансирует между наказанием и самосохранением: Пекин послал сигнал Оттаве, но не готов провоцировать скачки цен на внутреннем рынке белковых культур. Такова оказалась цена качества и стабильности поставок канадского гороха.
С другой стороны, баланс рынка этой культуры в Канаде может начать трещать по швам, если КНР снизит объемы закупок. Производство и запасы североамериканской страны в текущем сезоне уже заметно выше, чем в прошлом, а закупки Индии под вопросом (страна ввела 30 %-ную пошлину на импорт желтого гороха с 1 ноября 2025-го). Если ограничительные меры сохранятся, цены в Канаде (равно как и мировые цены) будут под давлением, а экспортерам придется агрессивно искать альтернативы — страны Ближнего Востока и Африки.
Хронология последних лет показывает, что это не отдельные инциденты, а уже устойчивый режим повышенных рисков. Сначала точечные остановки по компаниям, затем разморозка, потом — пакетная ответная мера по целому набору позиций, а потом антидемпинговое расследование с предварительной ставкой, фактически закрывающей рынок. Для канадских фермеров и переработчиков это значит больше складских остатков, пересмотр севооборота, рост доли внутренних продаж и переработки, а для трейдеров — удлинение логистических плеч и больше сделок в нестандартных направлениях. Для Китая — это способ одновременно надавить на Оттаву и перераспределить закупки в пользу альтернативных поставщиков, где это возможно.
Есть и важная деталь: торговыми потоками Китай управляет не только пошлинами, но и фитосанитарными требованиями. По зернобобовым и рапсу, к примеру, жестче отслеживаются остатки СЗР и соответствие нормам безопасности. Эти регуляторные рычаги в Китае отработаны и могут использоваться как дополнительный фильтр даже при более низких ставках ввозной таможенной пошлины. Это тоже часть новой нормальности: торговые барьеры становятся многослойными — тариф, антидемпинговая процедура, фитосанитарные проверки. В 2025 году мы видим, как все слои работают одновременно.
В сухом остатке сюжет Канада-Китай говорит нам о том, как Китай умело управляет и калибрует торговые потоки. Номинальная пошлина в размере 100 % сработала скорее как рычаг давления на североамериканскую страну. Пекин сохранил и даже увеличил объем закупок канадского гороха из-за стабильности качества и технологической совместимости с рецептурами переработчиков. Параллельно включены многослойные барьеры (антидемпинг, фитосанитарные меры), которые позволяют дозировать объемы импорта и перераспределять закупки.
Для России окно возможностей есть, но оно непростое. Поставки из нашей страны способны занимать заметную долю по кормовому гороху, но заместить долю пищевого/ингредиентного гороха Канады возможно только при полном соблюдении китайских спецификаций, требований к прослеживаемости и ритме отгрузок.
Евросоюз-Меркосур
Торговая война США и Китая подогревает и отношения между Евросоюзом и Меркосур (торговый блок Южной Америки, куда входят Бразилия, Аргентина, Уругвай и Парагвай). История соглашения между регионами — один из самых затянувшихся сюжетов мировой торговли. Переговоры длятся уже не первое десятилетие и много раз подходили к финалу, но каждый раз разбивались о внутренние противоречия сторон.
В 2025 году отношения Евросоюза и Меркосур обрели неожиданную динамику во многом из-за новой волны американских тарифов. Ситуация парадоксальна: пока США вновь усиливают протекционизм и в отношении Китая, и в адрес европейских товаров, Европа вынужденно ищет опору в других регионах, чтобы не остаться зажатой между двумя торговыми гигантами. И этим регионом становится Латинская Америка.
Когда США весной 2025 года объявили о повышении пошлин на ряд европейской продукции, в Брюсселе это восприняли как сигнал потери стабильности атлантического партнерства. Евросоюз столкнулся с риском падения конкурентоспособности своих промышленных товаров на американском рынке и ростом себестоимости из-за введенных пошлин на сырье. Логичным ответом стало стремление диверсифицировать импорт, в том числе путем поиска более дешевых источников белка, сахара, кормовых культур и энергии. Все или почти все это могут обеспечить страны Меркосур.
Для Южной Америки эта ситуация, наоборот, открыла окно возможностей. Бразилия и Аргентина традиционно болезненно воспринимали навязываемые условия Европы, особенно экологические протоколы, но на фоне новой глобальной конфигурации получили дополнительный рычаг.
Так, в первой половине 2025 года Европейская комиссия согласилась пересмотреть ряд формулировок «зеленого протокола», смягчив требования к углеродному следу продукции и сертификации пастбищ. Взамен страны Меркосур готовы были расширить доступ европейских производителей к собственным рынкам в промышленной и фармацевтической продукции.
При этом обе стороны остаются настороженными: в Европе все еще силен аграрный лоббизм, а в Южной Америке не доверяют европейским экологическим фильтрам. Тем не менее после новых американских пошлин стало очевидно, что геополитический баланс меняется, и если Европа не договорится с Латинской Америкой, то Латинская Америка окончательно уйдет в азиатское направление и прежде всего в тот же Китай.
Возможности для России
В сложившихся условиях наша страна могла бы использовать ряд возможностей для роста экспорта продукции АПК. Условно разделить их можно на тактические и структурные. Таким образом, прирост объемов экспорта по ряду агрокультур и продукции переработки только в восточном направлении (из Урала, Сибири и Дальнего Востока в Китай и страны ЮВА) может составить до 16 млн т в год, или до $9 млрд дополнительной экспортной выручки.
Достижение обозначенного потенциала возможно посредством системного рывка отечественного агропрома, который должен быть особенно сфокусирован на макрорегионах УФО, СФО и ДФО. Во-первых, производство основных сельскохозяйственных культур в этих регионах может быть увеличено на 20-60 % только за счет возвращения выбывших из оборота посевных площадей, не говоря о потенциале значительного увеличения урожайности.
Во-вторых, территории Урала, Сибири и Дальнего Востока объективно тяжелее с точки зрения экономики. Производители здесь работают в более суровых условиях, как погодно-климатических (более короткие окна полевых работ и повышенные риски погодных форс-мажоров), так и экономических (более длинное плечо до портов и очереди на погранпереходах, расширенные цепочки снабжения, более высокие капитальные затраты на единицу мощности производства и хранения), что складывается в более высокую себестоимость тонны и более длинный цикл окупаемости инвестиций. При всем этом к продукции восточных регионов применяются те же экспортные ограничения, что и к хозяйствам Юга и Центра.
В-третьих, восточные компании в среднем имеют менее широкий масштаб деятельности, уровень покрытия регионов и в целом более фрагментированы, чем южные и центральные компании. К примеру, на 20 крупнейших агрохолдингов и хозяйств УФО, СФО и ДФО приходится только 8,5 % общих посевных площадей по данным макрорегионам. Это означает меньшую устойчивость к ценовым и логистическим шокам.
В стратегии на ближайшие пять лет стоит предусмотреть создание системных условий для роста базового производства в этих трех округах. Речь о тех культурах, которые формируют каркас продовольственного и кормового баланса региона, — пшеница, ячмень, кукуруза, горох, рапс, соя, лен и другие. Итогом «пятилетки» должны стать измеримые результаты: возвращенные в оборот площади, прирост урожайности по ключевым культурам, стабильная загрузка мощностей без сырьевых провалов, доля экспортируемой базовой продукции и продуктов переработки в устойчивых каналах стран АТР.
Зона свободной торговли между Евросоюзом и странами Южной Америки
Первая попытка договориться об ее создании была сделана еще в конце 1990-х годов. Формально текст соглашения был согласован в 2019-м, после 20 лет переговоров. Тогда это называли историческим шагом: документ открывал крупнейшую в мире зону свободной торговли, объединяющую почти 800 млн человек. Но на практике вступление в силу оказалось невозможным — прежде всего из-за сопротивления внутри самой Европы.
Главные разногласия лежат в сфере сельского хозяйства и экологии. Европейские фермеры боятся, что приток дешевого мяса, сахара, сои и этанола из Южной Америки разрушит их рынок. А европейские «зеленые» партии и часть общественности требуют жестких гарантий того, что Бразилия не будет вырубать леса Амазонии ради новых пастбищ. Бразилия, со своей стороны, воспринимает эти условия как скрытый протекционизм: формально речь идет о климате, но по сути — о сохранении конкурентных преимуществ европейских аграриев.
После 2019 года текст соглашения несколько раз дорабатывался. Еврокомиссия добавляла так называемый дополнительный протокол о защите окружающей среды, Меркосур сопротивлялся. Франция и Ирландия открыто блокировали ратификацию, аргументируя это угрозой для своих сельхозпроизводителей. В 2023—2024 годах после смены правительств в Бразилии и Аргентине переговоры оживились: президент Бразилии Лула да Силва заявил, что страна готова к диалогу, но не примет «неоколониальных условий». К концу 2024-го стороны согласовали лишь общие рамки — окончательного текста все еще нет.
В Евросоюзе растет интерес к импорту дешевого белка — прежде всего кормового — из Латинской Америки. После того как отношения с Россией и Беларусью в аграрной сфере фактически разорваны, а украинские поставки нестабильны, Южная Америка становится естественным резервом. Для стран Меркосура это шанс закрепиться на рынке ЕС не как поставщики сырья, а как постоянные партнеры с предсказуемыми квотами.
Ключевые инструменты
Россия уже прошла школу адаптации из-за геополитических потрясений: санкционный режим, непредсказуемые правила, скачки ставок фрахта и логистические перестройки переживались не раз. Однако иммунитет к турбулентности сам по себе не транслируется на экспорт. Чтобы превратить его в преимущество и устойчивый рост поставок в направлении Азии, стоит смотреть в сторону доведения до системы четырех ключевых принципов: свобода (коммерчески выгодного и агротехнологически разумного) севооборота, предсказуемость экспортного режима для базовой продукции, стабильные и быстрые логистические коридоры, а также соответствие качества товара спецификациям покупателей.
Расстояние до портов Китая от России ближе, чем от Бразилии, а Восточная Сибирь и Дальний Восток по карте смотрятся очевидно выгоднее Среднего Запада США. Пока это преимущество часто съедают внутренние барьеры: сложная внутренняя логистика, задержки на погранпереходах, непростые условия с точки зрения агрономии и достаточности ресурсов для ведения высокоэффективного сельского хозяйства и, наконец, ограниченная стабильность и прогнозируемость рыночных и торговых условий, влияющая на готовность бизнеса инвестировать и увеличивать масштабы деятельности.
Здесь перед государством должна стоять задача не столько поддержать отрасль деньгами, сколько обеспечить условия и стимулы. В условиях жестких бюджетных ограничений хорошо работают не только инструменты-мультипликаторы, которые в российском АПК уже получили серьезное развитие за последнее десятилетие (к примеру, льготное инвестиционное кредитование для увеличения производства, переработки и улучшения логистики с целью наращивания экспорта), но и понятная, прогнозируемая и заранее объявляемая настройка ставок вывозных таможенных пошлин и экспортных квот на отдельных территориях. С учетом возможности создания нового объема вывоза продукции АПК в направлении стран АТР в размере около $9 млрд (дополнительно к текущим) это серьезная немонетарная поддержка экспорта, в долгосрочном периоде запускающая цепочку эффектов, которые в итоге могут приносить бюджету больше, чем текущие доходы от сдерживания внешних поставок. В особенности это справедливо для регионов Урала, Сибири и Дальнего Востока.
Если экспортные пошлины/квоты, логистическое плечо и другие условия станут предсказуемыми, российские поставщики смогут использовать преимущество географической близости Китая и других азиатских рынков в своих целях. При равнозначных ценах на продукцию китайский или любой другой азиатский покупатель выберет того поставщика, который привезет товар вовремя и без накладок.
Один из ключей к масштабированию — это свобода севооборота. Он складывается из трех ключевых факторов. Во-первых, фермер должен выбирать культуру по экономике и агрономии, а не под воздействием вывозных пошлин. Во-вторых, сами экспортные ограничения (если и нужны) должны работать по прозрачной формуле и на понятном горизонте в три-пять лет, тем более без изменений внутри сезона. В-третьих, необходимо дешевое и быстрое оборотное финансирование (под экспортные контракты).
Такой подход позволил бы аграриям сохранять баланс и устойчивость. Опыт перепроизводства не так давно вошедшего в моду гороха показывает, что производители быстро упираются в избыток объемов на элеваторе и «узкое горлышко» на границе, когда рыночные сигналы искажены, а вариантов для выбора агрокультур остается мало. К несчастью, это приводит к депрессивным значениям маржинальности, а также снижению готовности и желания инвестировать, в худшем случае — к отказу от наименее плодородных и прибыльных земельных участков, восстановление которых в будущем может обойтись в круглую сумму.
В условиях роста стоимости средств производства и ограниченной монетарной поддержки государства интерес аграриев к увеличению производства может усилиться в случае повышения предсказуемости условий осуществления экспортной деятельности. При этом речь идет о специальном режиме для уральских, сибирских и дальневосточных регионов, где сосредоточен наибольший среди других российских округов потенциал для наращивания урожаев основных агрокультур как с точки зрения земельных ресурсов, так и с точки зрения повышения интенсивности производства. Такой режим может предполагать сниженные/нулевые ставки вывозных таможенных пошлин по отдельным позициям, если они поставляются в Китай и АТР через заданные пропускные пункты, а также понятную формулу пересмотра ставок и условий вывоза.
Критической развилкой является приоритетность и темп производства базовой (сырьевой) продукции и продукции переработки. К примеру, производство масличных культур должно расти быстрее переработки, иначе в будущем нас может ожидать системный дефицит сырья, недозагрузка новых заводов и вымывание маржи. Возможно, это звучит парадоксально, но поддержка переработки сама по себе не порождает новой сырьевой базы: (выбывшая) пашня, средства производства, мощности хранения сами по себе «не притянутся» к маслопрессам и экстракторам. Главные экспортные державы давно усвоили этот момент, одновременно развивая экспорт как базовых культур, так и продуктов их переработки, сохраняя свободу для маневра. Пример рапсового комплекса Канады говорит об этом лучше всего. Сырьевая база не должна быть обречена догонять мощности переработки. Почему так происходит, понятно. Капитал и управляемость традиционно быстрее и удобнее получить от МЭЗ, так как здесь и более ликвидный залог для банка, и более понятный и простой процесс управления объемами. Поле, в свою очередь, более непредсказуемо и длиннее по циклу, чувствительнее к импортным фитосанитарным ограничениям и ставкам фрахта. Но именно поле способно задать новые ориентиры и динамику всему АПК.
От качества до развития транспортных коридоров
Пример ситуации, в которой можно было бы в качестве пилота реализовать подобный механизм прогрессивных экспортных ограничений, мы уже наблюдаем. В последние годы растет интерес аграриев к масличному льну, особенно на территориях СФО и УФО — на них в сумме приходится почти половина российского производства этой агрокультуры. Запасы семян льна в России в последние годы увеличивались, что позволило нарастить экспорт с 0,6 млн в 2021 году до 1,1 млн т в 2024-м. Переработка же этой позиции внутри России (как в масло/шрот, так и в муку) развита ограниченно (0,1-0,2 млн т/год) и, по оценке «Рексофт Консалтинг», она маловероятно увеличится существенно в ближайшие пять лет.
При таком балансе текущая ставка вывозной таможенной пошлины на семена льна-кудряша (10 %) выглядит избыточной. Логичнее было бы применять ее лишь к реально востребованному внутренним рынком объему, который оценивается в 0,1-0,2 млн т в год (с запасом — максимум 0,3 млн т). Следовательно, квота для беспошлинного вывоза семян льна масличного могла бы составлять около 1 млн т в год при стабильном урожае. Это обеспечило бы предсказуемость для экспортеров и одновременно защиту внутренних переработчиков.
Пример по льну показывает, что политика регулирования экспорта может более точно учитывать особенности конкретной культуры и реальную пропускную способность внутреннего рынка. Переводя этот пример в плоскость рапса и сои, уместно настроить систему экспортных условий таким образом, чтобы сохранить конкурентоспособность аграриев, резко повысить инвестиционную привлекательность сектора растениеводства, обеспечить значительный прирост производства базовых масличных в горизонте пяти лет и при этом обеспечить стратегическую устойчивую загрузку переработки.
Еще один опорный блок — качество продукции. Китайский импортер покупает товар по точно описанной спецификации, что говорит о необходимости системной работы в обеспечении надлежащего уровня производства, сортировки и фасовки. Поэтому критично выстроить сквозной контроль — от поля (через лабораторию и склад) до вагона и судна.
Дополнительно для экспортных культур вроде кукурузы и сои можно рассмотреть эксперимент по производству (на четко очерченных территориях) ГМО-культур, ориентированных именно на внешние рынки. Значительная доля азиатского кормового и ингредиентного спроса к ГМО относится нейтрально, а урожайность и устойчивость к стрессам у современных ГМО семян существенно выше, чем у не-ГМО-семян. Такой проект потребовал бы вложений в семенную базу, агротехнику, биобезопасность, меры по обеспечению раздельного выращивания, хранения и логистики (чтобы обойти риск смешения с традиционным зерном), а также полной прослеживаемости. Это мог бы быть проект на долгосрочную перспективу с целью добавить гибкости Дальневосточному кластеру для наращивания поставок сои и кукурузы в страны АТР.
Другим ключевым опорным блоком является развитие транспортных агропродовольственных коридоров на восточном направлении. На практике это потребует расширения ключевых узких мест на Дальнем Востоке, в том числе обеспечения возможности стабильной загрузки и отправки крупнотоннажных судов, более высокой пропускной способности железных дорог, повышения приоритета транспортировки грузов АПК.
Еще одним рычагом для долгосрочного закрепления на рынках стран АТР должен стать переход от разовых сделок к стратегическим соглашениям. Для этого необходимо работать над заключением межправительственных меморандумов о гарантированных поставках ключевых видов продукции АПК на годы вперед. Важно стимулировать экспортеров заключать контракты в нацвалютах, предлагая гибкие графики поставок под потребности партнеров. Это закрепит рынок за Россией и снизит влияние конкурентов.
Закрепить позицию надежного поставщика
Реализация изложенных возможностей для России требует трансформации системы управления сельским хозяйством и способа организации отрасли в эпоху нестабильных правил. Мы не контролируем тарифные войны и отношения между США, Китаем и третьими странами, однако способны нарастить объемы производства и экспорта, повысить качество и отладить скорость работы внутри нашей страны.
Торговые войны других держав для нашей страны могут стать окном возможностей на десятилетия вперед, если правильно определить приоритеты. Долгосрочное смягчение условий осуществления экспортной деятельности и повышение предсказуемости правил станет фундаментом, необходимым для возрождения интереса к активному наращиванию производства базовой сельхозпродукции и притоку инвестиций в АПК.
При этом важно удержать правильный баланс между развитием переработки и ростом производства сырья. В последние годы акцент был смещен в сторону увеличения перерабатывающих мощностей. Однако без опережающего прироста производства базовой продукции переработка рискует остаться недозагруженной, а экспорт — хрупким. Только синхронное развитие этих звеньев обеспечит гибкость системы: если внешний рынок перекроет доступ по одному из видов продукции, то Россия сможет оперативно перестраивать экспортный портфель. Такая гибкость и есть обязательная форма устойчивости в мире, где правила меняются быстрее, чем заключаются договоры.
Все эти меры комплексно усилят позиции России как надежного и крупного игрока на продовольственном рынке Азии. В конечном счете цель — превратить ситуативные успехи в структурную и устойчивую экспансию. Если наша страна сможет гарантировать азиатским партнерам стабильность и качество, то даже после нормализации глобальных отношений она сохранит завоеванные ниши. Конкуренты рано или поздно вернутся: Канада решит споры с Китаем, а США пойдут с ним на компромисс. Однако место России уже будет закреплено контрактами, совместными проектами, репутацией поставщика, способного быстро адаптироваться. А это и есть высшее достижение — использовать ветер торговых войн, чтобы наполнить свои паруса и выйти на новую траекторию роста объемов вывоза. Только так Россия реализует амбицию увеличить физические объемы экспорта продукции АПК в 1,5 раза (к 2030 году по сравнению с уровнем 2021-го) и значительно нарастить объемы производства.
Автор — управляющий директор Центра компетенций в АПК «Рексофт Консалтинг». Статья написана специально для «Агроинвестора».
